|
|
Последнее обновление
28 апреля 2017 г. |
 |
|
Ильин
день - 2008
2 августа 2008 года... Чтобы приехать в Ильин день в
Караванное на кладбище вовремя, как все люди, мы выехали из Шахуньи чуть
после семи утра.
До Яранска мчались. Но у Яранска… На порушенной, яма
на яме, объездной дороге сбавили скорость до пешеходной, успев насмотреться
не только на ухабистую полосу препятствий с переваливающимися на ней
встречными Камазами, но и на панораму города с контурами Троицкого собора.
Такая знакомая, раз и навсегда, еще с детства впитанная памятью картина: в
дымке отдаленного города высятся пики церковных куполов...
От Яранска до Тужи бежалось вновь споро – с ветерком.
Притормозили минут на двадцать в Туже и к караванскому кладбищу подъезжали
уже в десятом часу. Далеко не первыми. Сразу же за поворотом на Машкино,
возле «старого» кладбища, по обочине выстраивались машины. А возле «нового»
кладбища их было уже столько, что близко не подъедешь. Машины у ворот,
машины на дороге. Отечественные, иномарки. Думается, в прошлые годы здесь не
было столько машин, столько людей. Нынче «Илья» выпал на субботу – не часто
бывает такое благоприятное совпадение. К тому же и погода на руку – с утра
солнце во все глаза, теплынь...
(Для просмотра фото кликнуть по
миниатюре)
1. Живые говорят с живыми
За оградками, за крестами, за надмогильными
и околомогильными кустиками и деревцами от края до края пестрело разноцветье
летних легких одежд. Приезжие гости говорили с безмолвными родными,
говорили между собой. Кажется, здесь в эти минуты на всех лицах
первенствовала улыбка. Теплая улыбка первых встреч и узнаваний, первых
приветствий. Живые говорят с живыми, радуясь встрече.
Пробираемся к нашим могилкам. Но как обойдешь попадающих на глаза знакомых.
Вот одноклассник Александр Бледных с женой Татьяной, с матерью. Сидят у
могилки сына и внука - Саши Бледных, в шесть лет утонувшего в речке, что
по-за машкинским огородам.
А дальше еще один
одноклассник – Анатолий Ковязин с Галиной, его постаревшая мама…
У могилок встречаемся с Шиховыми. Василий
Шихов, Лидия, Тимур… Чуть позднее «находятся» тетя Фаина Машкина из Тужи и
тетя Маша Ракитова из Екатеринбурга.
А у соседних могил –
у могил Вовы Редькина и его деда Степана Матвеевича Редькина – Людмила
Воронцова. Не сразу узнал. Она говорит, что здесь и Александр Редькин – брат
Вовы, покоящегося под осыпающимся от времени памятником из мраморной крошки.
Братья Михаил, Александр и так и не повзрослевший Вова (убило током) –
караванские. Наши сверстники. Нас сводила деревня Редькино. Они приезжали к
деду. Как и Людмила Воронцова, как и её брат Вова Воронцов. Людмила сказала,
что брат болеет. Трудно представить больным Вовку Воронцова - того паренька,
с которым бегали мутить речку Нужу, ловить налимов.
Скоро нашелся
Александр Редькин. Не узнаешь! Лысина во всю голову! Ох как время-то
подправило его портрет! Неужели мы так изменились? Не столько по своей
седине, сколько по седине сверстников примечаем бег времени.
Помимо Ковязина и
Александра Бледных я встретился с одноклассниками, с которыми не виделись
десятилетие с гаком – с Александром Гагариновым, живущим в Буреполоме, с
Володей Пленкиным, проживающим в каком-то районе или районном центре
Кировской области. Увиделись с Леонидом Бледных, с Валей Лоскутовой и
Надеждой Кислицыной (Беличевой), с которыми, пожалуй, встречаемся чаще, чем
с кем-либо из одноклассников.
А еще привелось увидеть Володю Жданова - в
прошлом одного из машкинских трактористов, друга Василия Шихова. Да
Одеговых, что сейчас живут в Шахуньи - Андрея Одегова с сыном...
Я не решался пройти дальше "своих" могил.
Всюду было людно, а это значит, что где-нибудь обязательно будут знакомые,
увязнешь в разговоре, а у могилок своих не посидишь, не помянешь вдумчиво,
как душа просит.
Люди сидели, стояли, ходили возле могил
повсеместно и в этой картине дня было больше открытой торжественности,
чем приличествующей месту неторопливой созерцательности. При этом людском
собрании человеку трудно услышать надмогильную скорбную тишину, проникнуться
ею, и не с поверхностной, беглой мыслью, а в глубоким раздумьи поздороваться
с теми, к кому пришел, может быть даже воскрешая в памяти их обличие, голос,
и беззвучно в тишине вести монолог живой тоскующей души...
"По деревне бы теперь затянуть прохожую..."
С кладбища мы поехали в Машкино. Не
нагостившись у могилок родных. Не наговорившись с ними. Не надумавшись. Не
обойдя кладбищенское поселение, где что ни могилка – живые в памяти,
упокоенные землей люди. А ведь и с ними надо бы повидаться – сколько
уголочков памяти высветит то или иное имя с таблички на кресте или
памятнике, фамилия, название деревни… С таким чувством я уходил с кладбища,
об этом ощущении какой-то неудовлетворенности, сожаления мы, помолчав,
заговорили в машине.
- Для души, конечно, надо приходить в
другой день - совсем иное восприятие, другие чувства… - примерно так говорил
и дядя Петя – Петр Павлович Коркин, услышав мои слова.
Пыльная поволока над дорогой указывала, что
в машкинском направлении торим путь не одни мы. Так и было: мы проехали в
Машкино до школы и увидели, что дальше, вдоль главной улицы деревни, уже
стоит с десяток машин, а то и более. И что-то уж очень народно.
Здесь уже соображали застолье. Из одного из
домов вынесли то ли заборки, то ли двери. Споро устроили из них вдоль улицы
большие столы, даже чем-то застелив, тут же столы заставили снедью,
бутылками с лимонадом и винами, водкой.
 И
вот уже столы становятся большим застольем. Люди сидят и стоят. Во главу
стола становится Николай Иванович Вылегжанин (это уже я узнал потом –
познакомился с ним). И прежде чем застолье заговорило шумным языком
тронутого хмелем общества, Николай Иванович провел «официальную» часть
встречи. По печатным листочкам – выкопировкам из какой-то книжки – зачитал
выдержки из исторических сведений о ряде населенных пунктов округи, в
частности о Машкино, о Караванном, а затем зачитал и свои стихи. Привожу их
(Николай Иванович прислал мне письмо с копией тех страниц книжки, по которым
он вел перед собравшимися в Машкино «урок истории», а также прислал и свои
стихи):
|
Век такой – ни честь ни совесть,
Кто как может, так живет.
Все давно осточертело,
И когда конец придет?
За чем, за кем, куда пошли -
Через мундир не разглядели.
И результат: куда пришли,
Нашли - чего и не хотели.
Здесь был колхоз – растил хлеба,
Рожь, первоклассную пшеницу,
Картошку, мясо, молоко
Везли аж за границу.
В негодность техника пришла,
В металлолом её отправили,
Трава не косится давно,
Хлеба неубраны оставили.
|
А были мы сильнее всех,
Россия, славная держава,
Она была пример для всех,
Приоритет во всем держала.
Где была деревня наша –
Лес один теперь растет.
Жизнь – заваренная каша –
С нами счет за все сведет.
По деревне бы теперь затянуть
прохожую,
На свидание зазывать милую,
пригожую.
Как бывало, вдоль деревни,
заиграем, запоем,
Это значило, что девок на вечорочку
зовем.
|
От восторга души до печали
Редкий случай, когда
Ильин день - 2 августа - обходится без дождя. Вот и в этом году не обошлось.
Но дождь окропил августовскую пыль, а затем и всерьез взялся мочить, когда
мы уже выруливали на
 караванскую
дорогу, оставив позади Машкино, где большое застолье на деревенской улице
только расправляло душу. Где все еще, как представлялось, дивясь и радуясь
большому скоплению народа, подхваченный хмельным восторгом, толкался средь
знакомого и незнакомого люда Николай Дмитриевич Редькин.
Выцветшая седина
головы, светлая, словно бы тоже повыгоревшая клетчатая рубашка, крепко
заткнутая в пестрый камуфляж штанов, не так бросались в глаза, как его
большие кирзовые сапоги с толстыми носами. Сапоги выдавали в нем
деревенского жителя. Механизатора, комбайнера. Того самого Николая
Дмитриевича – Колю Сюнина, как называли еще его во времена проживания в
деревне Редькино (по имени матери), - каким мы его знали в далекие и
недалекие колхозно-совхозные советские времена.
- Дак чо это, Вась, ты чо ли это нуко…-
слышится голос Николая Дмитриевича в особой, характерной для него манере
разговора.
Мы уехали от стола, за которым, конечно же,
от выпитого, от воздуха родного края, от этой людской общности, в которой
большая часть людей и не знакомы друг с другом, но по необъяснимому закону
родные и близкие, царствовала атмосфера дружелюбия, воспоминаний,
вырывающейся наружу глубокой тоски по прошлому, печали по ушедшему,
потерянному…
 В
Туже мы - оба экипажа - заехали к Фаине Машкиной - тете Фае (на
фото слева, в цветастом платьи). Она собрала большой стол, была
словоохотлива, улыбчива и даже читала стихи. Свои стихи. Говорит, что в
последнее время "откуда что и берется" - тянет писать стихотворения и, как
ей кажется, получается.
Здесь же была и тетя Маша Ракитова из
Екатеринбурга. Мы взяли её с собой - в Шахунью.
А дождь все шел и шел. Не холодный,
почти что летний, не страшный, еще оставляющий надежду на летнее тепло
и солнечные дни.
По пути заехали в Яранск. В церковь.
Заезжаем сюда чуть ли не каждый раз.
Яранск был умыт дождем. Купола блестели,
двор Успенского собора был сырым.
Шла служба. Потихоньку ставили свечки и
стояли среди немногочисленных посетителей. Мама чуть спустя рассказывала,
что в этой церкви отпевали отца (июль 1971 года). И отпевал тот же
священник, что и венчал их...
По дороге от Яранска до Шахуньи еще не
раз попадали в дождевой, а порой просто в ливневый поток. Я рассчитывал, что
дождем машину хорошо помоет - смоет густую рыжую караванскую пыль. Но нет,
пыль наша стойкая - одним дождем, да даже несколькими ливнями её не смыть.
Пыль родины не смывают из наших душ и целые года. А мы и не торопимся
стряхнуть с себя родную землю. Вот ведь и на следующий год захочется здесь
побывать. Всегда хочется.
|
 |
 |
 |
 |
 |
|
Караванская церковь |
Кладбище |
У кладбища
|
Дорога у
кладбища заполнена машинами. |
Одноклассники (слева
направо): В. Лоскутова, Л. и В. Пленкины, П. Коркин. |
 |
 |
 |
 |
 |
|
Л. Редькина
и А. Коркина |
Н. Д. Редькин
и П. П. Коркин |
В Машкино. |
В Машкино. Главная улица.
|
В Машкино (и на последующих
фото - машкинская улица) |
 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
 |
|
|
Все фото 2 августа 2008
>>>
©
Павел Коркин.
E-mail:pavelkorkin@yandex.ru |
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
))
