|
Михаленский
химзавод (на Ошме)
Михаленки
>>>
Об авторе
А. Ф. Степанов родился в деревне Втюринское
(его предки когда-то носили фамилию Втюрины) Тоншаевского района
Горьковской области в 1926 году. После окончания восьми классов школы
поступил работать механиком на химзавод № 2, директором которого был его
отец Фёдор Алексеевич. Вскоре попал в авиационное училище, но войну застал
лишь на её окончательной стадии. Тем не менее с воздуха повидать горящий
Берлин ему всё-таки удалось.
В послевоенное время Александр Фёдорович
закончил Балашовское училище лётчиков, где остался в качестве инструктора.
Впоследствии перешёл в испытательную авиацию, испытал немало новейших
самолётов. В 1975 г. в звании подполковника вышел в отставку. Награждён
орденом Боевого Красного Знамени, имеет удостоверения лётчика-испытателя,
лётчика-инструктора и боевого лётчика I класса, а также несколько мировых
рекордов по самолётному спорту. Полковник в отставке.
Андрей Шевнин
А. Степанов
ВОСПОМИНАНИЯ О ЮНОСТИ
О начале моей трудовой биографии я расскажу особо, так
как она связана с зарождением промышленности в нашем Тоншаевском районе. До
прокладки железной дороги в середине 20-х годов промышленного производства у
нас не существовало, были только ремесленные мастерские, в продуктах труда
которых нуждалось окрестное население: гончарные, кузнечные, столярные,
бочарные и другие.
Наличие большого количества леса и возможность вывозки
его по железной дороге стали предпосылками развития деревопереработки,
поэтому в 1927-28 годах появился Пижемский лесозавод. Примерно в это же
время или чуть позже был построен первый химзавод. Всего перед войной их
было три. Я не знаю точно, когда их построили, но то, что самым старым был
Судаковский химзавод №1, - точно. Михалёнский химзавод на тоншаевском берегу
Ошмы носил порядковый № 2. Для рабочих заводов перевозили реквизированные у
так называемых кулаков дома, в числе которых перевезли и дом моего дяди
Степанова Николая Алексеевича (брата отца). Все братья моего отца были
людьми грамотными и талантливыми, видимо, им передались способности их отца
- Алексея Григорьевича, вернувшегося после службы в армии в чине
фельдфебеля старшим писарем. С других волостей приезжали к нему просители
написать ту или иную официальную бумагу, а таких кузнецов, как он, не было
даже в уезде! Алексей Григорьевич ковал у себя в кузнице упряжь для лошадей,
колокольчики малинового звона под дугу, ружья с нарезкой по типу немецкой
фирмы «Зауэр», ремонтировал швейные машины, часы, граммофоны,
сельхозтехнику, в общем, слыл мастером на все руки. Семерым своим сыновьям
поставил по дому, двоим же дочерям справил богатое приданое. Долгими
зимними вечерами читал детям книги, которые сам покупал на ярмарке, играл на
скрипке. Дядя Николай тоже блистал разнообразными талантами. После
раскулачивания куда-то уезжал, в 1937 году снова появился в деревне,
работал по специальному распоряжению 1-го секретаря райкома - ремонтировал
в колхозах жатки, молотилки, сеялки и так далее. Другой брат отца Иван
Алексеевич был награждён орденом Ленина, работал трактористом в колхозе. Мой
отец Фёдор Алексеевич, 1899 года рождения, в период НЭПа хотел достигнуть
положения человека, который бы не зависел только от земли, мечтал приобрести
ветряную мельницу и жить «справным мужиком», поэтому брался за любую работу,
которая бы хорошо оплачивалась. Возил на своих лошадях хлеб из Яранска в
Ветлугу, разница цен на хлеб в этих городах была весьма существенна. Когда
строилась железная дорога Нижний Новгород — Котельнич, на отца, как на
человека очень грамотного, управляющему строительством инженеру Фойту
указали рабочие. Он единственный в округе выписывал газету... Отец с
нивелиром работал на участке между Шахуньей и Ежихой, да ещё, помимо этого,
был за бухгалтера, кладовщика. Дело в том, что инженер поручил ему
составлять ведомость и рассчитываться с рабочими сразу зерном, поскольку
деньги тогда обесценились, мерой труда стал хлеб. Очевидно, продналог,
собираемый в волостях, шёл полностью на нужды железнодорожного
строительства. Отец сумел так построить работу на своём участке, что, когда
заканчивал свои измерения, уже выстраивалась очередь из крестьян, желающих
получить подряд на строительство насыпи или, наоборот, выработки
углубления.
В середине двадцатых, начале тридцатых годов отец работал
десятником на Вахтане, куда ездил на своих лошадях вместе с братом жены.
Потом некоторое время работал в артели по деревообработке в д. Большой Лом,
вблизи Тоншаева, и в 1938 году большой друг отца - Александр Артемьевич
Батулов, переведённый начальником Пижемской лесохимартели, «потащил» за
собой и отца.
Штат управления Пижемской лесохимартелью состоял из двух
человек: председателя и завпроизводством. Председатель совмещал ещё и
обязанности директора завода № 1 в Судаках, а завпроизводством совмещал
обязанности директора завода № 2. Вот на этот пост и был поставлен мой
отец. Кроме того, на каждом заводе были два технорука, два мастера,
бухгалтер, счетовод. В 1937 году артель была на грани развала, во главе её
стоял Леонтьев, выходец из-под Вякшенера, человек хороший, но со слабыми
организаторскими способностями, поэтому на прорыв бросили Батулова.
Состояние завода было не блестящим: предприятие ещё как-то работало, но
между домами торчали пни, огородов и усадеб не было, скот тоже никто почти
не держал. Земля в пойме Ошмы, да ещё только освобождённая из-под леса,
давала замечательные урожаи: помидоры вызревали по кулаку, как в Астрахани,
не говоря уже о капусте и картошке.
Мы с мамой, Анной Ивановной, первыми взялись за
огородничество, следом другие. На заводе отец завёл подсобное хозяйство: 5
лошадей, несколько коров, свиней, сеяли овёс, ячмень, клевер. К 1940 году
на заводе были 2 автомашины - газогенераторные полуторки. Каждый рабочий
должен был бесплатно отработать по нескольку дней в подсобном хозяйстве,
зато во время войны всем работайкам готовили бесплатный обед. Уже в 1940
году люди на заводе зажили как никогда хорошо: все были одеты, обуты, сыты,
на лицах появилась одухотворённость.
Михалёнский завод №2 входил в
состав Уренского межрайонного лесохимического древсоюза. Последний
объединялся с подобными организациями в Союз лесной, лесохимической и
деревообрабатывающей промышленности СССР. Химзаводы были построены в
основном на базе старых смолокурен, где кустари раньше гнали дёготь и
вырабатывали смолу. Кроме того, на химзаводе мы вырабатывали древесный
спирт-сырец, древесной уголь для кузниц. Но самым прибыльным и ценным
продуктом считался «порошок» — твёрдое, чёрного цвета вещество, по форме
напоминающее мелкий шлак. Оно применялось как компонент при производстве
некоторых взрывчатых и отравляющих веществ. Сырьём для его производства
служили зелёная берёза и известь.
Все сооружения завода были рассчитаны на работу в зимний
период, из-за пожароопасной обстановки. На Михалёнском заводе было 22 печи.
За зиму кирпич изгорал, поэтому летом шёл ремонт печей, замена труб,
змеевиков и т.д. Надо было кустарным способом наделать горы кирпича, из
листовой меди - труб, заготовить и вывезти тысячи кубометров леса, а кроме
того, заготовить мочало, наткать кулей, наделать бочек и прочей тары. Дел
было невпроворот.
Все подобные кустарные производства находились на
хозрасчёте, а постоянных рабочих на заводе насчитывалось около 100 человек.
Чтобы заработать, приходилось трудиться не только зимой, но также искать
дополнительную работу летом. Жили за счёт денег, которые поступали от
колхозов за сдачу дёгтя, смолы, древесного угля, за ширпотреб - мебель,
кадки, бочки, шайки и т.д. Был ещё большой заказ на лыжи для армии. Спирт и
порошок везли на станцию Шерстки, там сдавали на склад, а на следующий день
можно было уже получать деньги в Тоншаевском отделении госбанка. Однако
денег всё равно не хватало. Администрации завода не позавидуешь: нужны
делянки - лесничество не даёт, уже на год вперёд всё выбрано, а сверху
требуют: давай план! Делянки дали, а где взять людей валить лес? Надо ехать
по колхозам - шапку ломать перед председателями...
Когда началась война, приказали заводы не останавливать
даже летом. Печники работали теперь круглый год: две печи останавливают,
перекладывают, запускают, затем останавливают две следующие и т.д.
Несмотря на все меры предосторожности, химзавод №1
сгорел, восстанавливать его не стали, а оборудование и паровую машину -
всё, что осталось, перевезли на Михалёнский завод. Разбирать остатки
оборудования пришлось мне, а восстанавливал машину механик со сгоревшего
завода Александр Михайлович Селезнёв, бывший караванский купец.
Наш Михалёнский завод тоже сгорел бы, если бы не одно
обстоятельство.:. В начале 1943 года в спиртовом цехе загорелась стена. И
хотя на вахте были одни женщины, но они справились, затушили вёдрами, а
пожарная машина в 6 человеческих сил бездействовала. Мне было в то время 17
лет, мужчин уже почти всех забрали на фронт, и меня назначили механиком.
Пришлось вплотную заняться пожарной безопасностью: на складе были дюймовые
трубы и фитинги к ним, нашлись шланги, насадки сделали в кузнице. Резьбу
нарезать -пустяк, гнуть трубы я тоже умел, и через несколько дней система
пожаротушения была готова. Вода от насоса шла под давлением две атмосферы.
А в июне загорелась крыша в спиртовом цехе. Мне удалось в считанные минуты
перекрыть одни краны и открыть другие, заработал насос, создавая
потрясающий эффект: доски с крыши отрывало струёй воды и они отлетали прочь.
Мы с моим помощником Мишкой в тот день ходили в героях! Прошло несколько
часов после этого случая. Мой отец возвращался из Караванного, и в
Михалёнках ему кто-то сказал, будто завод сгорел... Какое потрясение он
тогда перенёс! С трибуналом во время войны шутки были плохи! Потом из
Уренского союза пришёл приказ: меня премировали гимнастёркой, шароварами и
сапогами - в этом обмундировании я и в армию ушёл. Мишке тоже дали фуфайку,
штаны с сапогами, а ему шёл тогда 14-й год... После войны я приезжал домой
уже только в качестве гостя и помощника по хозяйству.
До 1946 года мой отец проработал директором химзавода №
2, а затем подал заявление на увольнение. Отпускать его начальство не
хотело, поэтому решили наказать, благо придраться в то время можно было к
любому пустяку. В конце концов, придрались... Дали 2 года, которые он
отсидел в Буреполоме, в 1948 году освободился и сразу же переехал на Пижму.
Перевёз свой дом из Втюринского, рубленый в «крест», то есть состоящий из
четырёх частей, отделенных друг от друга капитальными стенами.
Работал до пенсии мастером на лесопилке,
вёл домашнее крестьянское хозяйство:
до самой смерти в 1979
году держал корову,
косил всё сено руками за 40
км от Пижмы.
|
